Новые русские мифы - Павел Сурков
- Категория: Проза / Русская современная проза
- Название: Новые русские мифы
- Автор: Павел Сурков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новые русские мифы
Павел Сурков
© Павел Сурков, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предуведомление
В детстве, часто болея, я любил читать – а что еще оставалось делать-то? Любимым писателем моим в ту пору был старина Кун со своими «Легендами и мифами Древней Греции». По младости лет голые тетеньки на картинках меня не очень интересовали, а вот сюжеты – увлекали.
А как подрос – выяснилось, что мифы порой уверенно воплощаются в реальность.
И я решил написать про это книжку – про то, как совершенно неожиданно (но предсказуемо) древнегреческие боги спустились с Олимпа – и оказались прямиком в наших 90-х…
По-моему, им там довольно комфортно.
Похищение Европы
Улица, на которой она провела свое детство и юность, вернее, всю сознательную пору того состояния, которое детством называть уже поздно, а зрелостью – еще рано (даже несмотря на то, что созрела она, по меркам всех своих родственников, – рановато, а на самом-то деле – ничуть не позже одноклассниц), улица с узким сквером посередине, соединявшая собой Ленинский проспект и не менее длинную, чем этот самый проспект, Профсоюзную улицу, узкая улица в московских Черемушках – эта улица носило имя Джузеппе Гарибальди. Мятежному революционеру, спавшему вечным сном в далеком зарубежье, наверное, было лестно, что его именем в московских Черемушках назвали улицу, а ей было все равно, в честь кого назван вытянутый кусок московской земли, на котором стоит ее панельная пятиэтажек. Да и Гарибальди, сказать по секрету, она упорно путала с Ганнибалом.
Дом ее помещался напротив кинотеатра, названного в честь района – «Черемушки». Сперва, в детстве, она думала, что это район назвали так в честь самого значительного строения во всей округе: коричневый параллелепипед кинотеатра заставлял стекаться к себе огромное количество народа. Это означало одно: либо в кинотеатре показывают французский фильм об Анжелике (тогда стекавшийся народ состоял в основном из женщин разных возрастов), либо вечером в программе стоит польский, индийский или – что случалось редко, но все-таки случалось! – американский фильм (на такое шли семьями, особенно на «Кинг-Конга», жуткую картину про гигантскую обезьяну, разметавшую в гневе пол-Америки). «Кинг-Конга» она видела дважды, фильм ей почти понравился, за исключением главной героини, на долю которой выпала тройная любовь – и главного героя, мускулистого обаятельного бородача, и главного злодея, неприятного типа с набриолиненными волосами, и собственно гигантской обезьяны. Главная героиня была, подобно ей, блондинкой, но не натуральной, а нагло крашенной то ли пергидролем то ли какой-то специальной заморской гадостью. Но грудь и прочие физические пропорции блондинки значительно уступали развитому подростковому телу, но ее не снимали в кино с гигантской обезьяной, а вот блондинку почему-то – снимали. Она потом увидела эту блондинку еще в одном фильме – «Тутси», про мужика, переодевшегося женщиной. Это была комедия, но блондинка там все так же закатывала глаза и играла в любовь с главным героем. Наверное, блондинка имела крепкие связи в зарубежных киностудиях, решила она и несколько успокоилась – ведь на каждой киностудии директором сидит волосатый негр, похожий на ту самую гигантскую обезьяну, и, чтобы получить главную роль, просто необходимо сделать с этим негром все, что он, негр, захочет, а она на это не согласна – для этого есть блондинки, уже поднаторевшие в вопросах ублажения гигантских обезьян.
Время было сложное и прекрасное – мускулистые герои фильмов словно сошли с киноэкранов, облаченные в строгие спортивные костюмы, со свинчатками и ножами в карманах, с низкими покатыми лбами, короткими стрижками и железными мускулами – античные боги с рельефной грудью молча курили около кинотеатра, держали ларьки и автосервисы, их боялись и уважали, как боятся и уважают богов, бродящих между людей в дикие рабовладельческие времена: людей продавали за засаленные бумажки с меняющимся количеством нулей и только зеленая валюта оставалась неизменной и самоценной.
Бык был одним из античных богов, но она не знала об этом. Он держал автомойку и лавочку с автозапчастями, именуемую «фирмой», а маленькие цыганята, трущие грязными тряпками машины в пробках на улице, тоже отдавали процент своего дохода мрачному быку и его прислужникам – тоже античным богам, но более мелкого ранга: они, вероятно, отвечали за торговлю и войну между такими же богами, как бык – эти Гермес и Арес при быке были и его неизменными спутниками, хранителями и подельниками.
Бык заметил ее утром воскресенья, присвистнул и сказал что-то неразборчиво – античные боги всегда говорят неразборчиво, только избранным дано проникнуть в самую суть их слов, – но это касалось, видимо, ее джинсовой мини-юбки. Бык распахнул дверцу колесницы – новой «девятки» вишневого цвета – и она расценила этот поступок как приглашение.
Отказываться было глупо: античные боги никогда ничего не делали просто так, а отказаться означало навлечь на себя гнев богов. В гневе боги были страшны и метали громы и молнии из самопальных и купленных по случаю на черемушкинском рынке «стволов». Он одернула юбку и села на переднее сиденье. Гермес с Аресом мгновенно скакнули назад, а бык устроился за рулем.
Она не помнила, как выехали за город, бык молчал, орала кассета в автомагнитоле, а Гермес с Аресом перешептывались и хихикали на заднем сидении. Она любовалась каменным профилем быка, он вел машину резко, но уверенно, чуть наклонившись вперед и вцепившись обеими руками в руль. Лицо его не выражало никаких эмоций – это поначалу пугало, но потом даже нравилось, и он к концу поездки уже почти любила его – любила даже тогда, когда он резко свернул на проселок, еще резче остановился, кивнул Гермесу с Аресом – и те мгновенно вылетели из машины, встав на стреме, а он повернулся к ней – и случилось то, что должно было случиться, ведь античным богам простые смертные не могут возразить.
Она не плакала, а бык стал возить ее за город каждое воскресенье, и сцена повторялась до идентичности. Через два месяца бык заговорил, но она не поняла его. Зато поняли родители – и свадьбу сыграли скорострельно, в кафе рядом с метро, где заправлял дагестанец Чингиз, до полусмерти боявшийся Гермеса с Аресом, и до смерти – самого быка-громовержца: пришли гости с ее стороны и античные боги – со стороны быка, а дядя Сева из Химок напился вместе с Гермесом и Аресом до зеленых чертей и в подсобке избил Чингиза чугунной сковородой.
Бык будет свергнут вскоре: быстро и почти безболезненно, как и все античные боги. Варвары, пришедшие с запада, вооруженные европейскими языками и кожаными портфелями с дипломами европейских университетов, внешне ничем не отличавшиеся от прежних античных богов, даже высота лба и стрижки у них были идентичными, – эти варвары узурпируют фирму и авторемонтную мастерскую быка, а сам он, погрязший в долгах перед богами-подельниками, сгинет мартовским утром вместе с новой девяткой. Девятку найдут через месяц притопленной в одном из болот Лосиного острова, а поруразложившийся труп быка – значительно позже, в сентябре, и почему-то в окрестностях подмосковной Щербинки.
Она выйдет замуж за одного из варваров, родит ему маленького сына, но все время, вместо забот о доме и ребенке, посвятит фитнесс-центрам и салонам красоты. Борьба за красоту с каждой морщинкой, превращенная в самоцель – все это сотрет из ее памяти те далекие времена, когда античные боги были так близки и могли принимать любые образы, пусть даже животных, которые сегодня, с высоты ее нынешнего положения, кажутся ей пускай и полезными, но все же грязными и несколько туповатыми.
Рождение Афины1
В Пушкинский музей привезли импрессионистов.
Импрессионистов в Пушкинском музее, надо сказать, и своих хватало: бедные французские художники заполонили в свое время Монмартр картинами в оригинальном стиле и готовы были продать свои творения любому меценату, предлагающему за картину больше десяти франков. Меценатов было много, и русские в том числе. Вот и наводнился Пушкинский музей полотнами импрессионистов, чем и по сей день вызывает восторженные охи и ахи ценителей высокого искусства в возрасте от пяти до девяноста пяти.
Однако, и в других мировых музеях картин импрессионистов тоже достаточно. В результате укрепления внешнеполитических отношений, Президент, подогретый министром культуры, посетил несколько европейских музеев и договорился о проведении в Пушкинском музее большой выставки импрессионистов. Как галеристы и Президент решили поделить деньги от этого мероприятия – знали только они сами, да министр культуры. Но – импрессионисты оказались в Пушкинском музее, и в первый же день работы выставки за три часа до открытия у дверей музея выросла гигантская очередь.